Руководитель команды Mercedes Тото Вольфф в интервью лондонскому таблоиду Daily Mail рассказал о соперничестве с Red Bull и работе с Льюисом Хэмилтоном.
Тото Вольфф: «Кристиан Хорнер говорит, что я испытываю прессинг – на самом деле, нет. Я считаю его одним из актёров Формулы 1, и для меня как для акционера и совладельца команды здорово, что он сочиняет такие истории. Но это не имеет отношения к реальности. Когда люди оказываются перед камерой или видят перед собой микрофон, они начинают вести себя как актёры. Это идёт на пользу спорту и подходит документалистам Netflix, ведь они хотят создать портреты людей, а не только говорить о скорости. Люди поняли, что их начинают цитировать, если они говорят противоречивые вещи. Это создаёт им популярность, а их фотографии появляются в газетах.
Во многих отношениях мы возвращаемся к корням, ведь Берни Экклстоун в своё время создал такую Формулу 1 – это и гонки, и мыльная опера. Когда одной борьбы на трассе было недостаточно, он прибегал к жанру мыльной оперы и тем самым всегда вдохновлял прессу на яркие заголовки. Теперь мы к этому вернулись, но я не позволяю никому себя в это втянуть. Я нахожу это забавным, но меня это не волнует.
В моей жизни было достаточно сложностей, и на их фоне борьба за титул в Формуле 1 проблема не столь серьёзного масштаба. Я не испытываю проблем из-за связанного с этим прессинга. По сравнению с тем, с чем я столкнулся в детстве и юности, это просто занимательная игра. Происходившее в начале моей жизни оставило глубокие шрамы.
Я не просто потерял отца. Он 10 лет страдал от опухоли головного мозга. Сколько я его помню, он был болен и скончался, когда я был подростком. У нас не было денег: он не мог работать, и это повлияло на его характер. В 14 лет я задумался о том, что надо самому за себя отвечать. Я не хотел ни от кого зависеть и знал, что не могу ни на кого положиться. У каждого своя история. Я не жду сожалений, ведь проблемы есть у каждого. Я до сих пор просыпаюсь из-за того, что мне приснилось, что я остался один. Этот сон преследует меня с детства. Он может присниться в любой момент. Он не о прессинге и не о работе.
Сейчас мы часто говорим о психическом здоровье. Люди видят успешного человека и думают, что у него всё должно быть в порядке. Но мне хочется им сказать – у меня тоже есть проблемы. Вы не одиноки. Этот шрам никогда не заживает. Именно это мной и движет. По своему опыту могу сказать, что многие успешные люди – бизнесмены, врачи, юристы – в детстве сталкивались с унижением, с теми или иными травмами.
Мне кажется, к Льюису Хэмилтону относятся не так хорошо, как он того заслуживает, и тут много причин. Он сразу добился успехов в McLaren, но никто не видел, как он начинал карьеру, не знал о его финансовых проблемах, о том, что он сталкивался с проявлениями расизма. Все увидели молодого гонщика, который попал в Формулу 1 и сразу стал успешным. А поскольку он ещё и отличается некоторой экстравагантностью, это вызывает противоречивые эмоции. Люди не могут к этому привыкнуть.
Им сложно принять человека, у которого, по их мнению, всё есть, который постоянно выигрывает. Чем больше побеждаешь, тем больше болеют за аутсайдеров. Мне кажется, что как только Льюис завершит карьеру, люди оценят масштаб его достижений.
Некоторые гонщики говорят, что тоже могли бы стать чемпионами мира на такой машине, как у Льюиса – тогда почему не они выступают за нашу команду? Когда Льюис перешёл из McLaren в Mercedes в 2013-м, это было смелое решение. Даже сейчас есть примеры того, что люди меняли команды ради денег, а не ради машины».
За пять гонок до конца сезона Льюис Хэмилтон уступает Максу Ферстаппену 12 очков, и многие уверены, что сражение за титул продолжится до самого финала. Учитывая, сколько инцидентов происходило между гонщиками в этом году, Вольфф надеется, что судьба титула решится в честной борьбе, хотя не исключает и новых осложнений.
«Если борьба за титул продолжится до финальной гонки сезона в Абу-Даби, тот, кто будет впереди, постарается повторить то, что в своё время делали Сенна и Прост, – опасается Тото Вольфф. – Что произошло в Монце? Ферстаппен выдавил Льюиса с трассы, потому что тот был быстрее и собирался его опередить. Это объяснимо. Если вы боретесь за титул и понимаете, что ваши шансы тают, потому что соперник вас обгоняет, какие ещё у вас есть средства, чтобы остаться впереди? Мы это видели на примере Шумахера и Вильнёва, а на примере Сенны и Проста даже дважды. Я никогда не посоветую гонщикам спровоцировать аварию, но она может произойти, если они будут жёстко бороться между собой в финальном Гран При, и титул достанется лидеру личного зачёта.
По-моему, это невозможно контролировать, и именно поэтому наш спорт настолько интересный. Никто не хочет конфронтаций, поэтому интересно наблюдать, как будут развиваться отношения между претендентами на титул. Если они всё-таки столкнутся, будут ли они утешать друг друга? Что они скажут? Смогут ли смотреть друг другу в глаза? Я не стану вмешиваться. Пусть сами со всем разбираются.
Я вспоминаю инцидент в Сильверстоуне. Мы считали, что Ферстаппен действовал излишне агрессивно – он всегда был таким, но если раньше всё как-то обходилось, то в той гонке закончилось аварией. Мы думаем, что ему следовало оставить больше места, мы видели его аварию – она была довольно серьёзной. Но он самостоятельно выбрался из машины, и мы не раз слышали, что с ним всё в порядке, что его отправили в госпиталь для обследования, но с ним ничего не случилось – всё это говорили руководители Red Bull. Но поскольку Льюис Хэмилтон выиграл домашнюю гонку в Сильверстоуне, мы были довольны, ведь нам удалось отыграть у нашего главного соперника 25 очков.
Однако в Red Bull думали, что они правы. Они увидели, что их гонщик врезался в ограждения, и услышали по радио, что удар был очень сильным. А мы этого не слышали. Они потеряли 25 очков – для них это катастрофа. К тому же их гонщик попал в госпиталь и чувствовал себя неважно после перегрузки в 50g. И после всего этого они увидели, как в Mercedes праздновали победу – они думали, что это неправильно. Могли ли мы поступить как-то по-другому? Отпраздновать тихо? Нет. Люди всегда категоричны: «Я прав, а вы – нет». Они этого не понимают.
Возвращаясь к разговору о Монце, что хуже, перегрузка в 50g или машина соперника у тебя над головой? При этом в инцидентах никто не пострадал, так что всё в порядке, можно двигаться дальше.
Льюис никогда не изображал умирающего лебедя, никогда не говорил, что он серьёзно пострадал. А последствия могли быть и такими, если машина весом 750 кг оказывается над твоей головой, пусть даже ненадолго. У него болела шея и тело. Но за это гонщикам хорошо платят.
Один актёр из Red Bull решил, что надо прокомментировать ситуацию, и сказал, что Льюис был в достаточно хорошей форме, чтобы поехать на Met Gala. Но мы не говорили, что он получил серьёзную травму. Это просто создало ещё один громкий заголовок.
Даже гонщик в статусе суперзвезды должен уважать ценности команды. Но мы с Льюисом работаем уже восемь лет. Он не надменный избалованный ребёнок. Это зрелый гонщик, семикратный чемпион, при этом шесть своих титулов он завоевал вместе с нами. Мы понимаем, когда он бывает категоричным по радио. За рулём иногда можно эмоционально выражать недовольство. Вы гоняетесь на скорости 300 км/ч в дождь, не знаете, что происходит в гонке, а команда принимает решения, которые вы не можете понять.
В начале карьеры я бы тоже резко ответил Льюису по радио. Тогда он был очень молод, и мне пришлось бы сказать гонщику, что я не позволю ему критиковать команду по радио. Но всё это давно в прошлом. Тем не менее, в будущем я без колебаний отреагирую, если кто-то скажет по радио что-то плохое или недозволительное. Сначала я поговорю с ним лично, но если это не сработает, то я такого гонщика выгоню. Да, я отправлю его на скамейку запасных.
Не думаю, что этим гонщиком когда-нибудь окажется Льюис. Он член команды, а не гонщик по контракту, который приходит и уходит. Мы вместе с 2013 года, хорошо друг друга знаем, у нас есть взаимное уважение и доверие. Дважды – в 2014-м и 2016 году – я был близок к тому, чтобы отправить кого-то из гонщиков на скамейку запасных, когда в нашей команде выступали Хэмилтон и Росберг. Тогда я сказал, что за двое суток решу, кто из них может пропустить гонку. Но я до сих пор не знаю, кого бы выбрал. Всё это было давно. Сейчас невозможно представить, чтобы я бы так поступил с Льюисом, ведь у нас сложились очень хорошие отношения.
Джордж Расселл – ещё один умный молодой гонщик. Он отлично впишется в команду, но это не означает, что ему придётся себя сдерживать за рулём. Однако существуют определённые границы, которые надо уважать, и Джордж это отлично понимает. Как только гаснут огни светофора, гонщики сами несут ответственность за происходящее. Я не могу вмешиваться или управлять ими на расстоянии. Но есть одна очень важная вещь – они не должны допускать столкновений. За это отвечают они. Можно жёстко бороться, но не допускать контактов.
Я уже проходил через это вместе с Нико Росбергом – тогда это было не просто соперничество, а настоящая вражда, но такого не повторится. Гонщики должны уважать друг друга. Это может быть сложно, ведь они ведут борьбу за позицию. Но каждый из них должен понимать, что главное – интересы команды. Они это знают, понимают, что представляют 2000 человек, которые работают на команду и 350000 человек, которые работают на Mercedes.
Какой из титулов Льюиса мне дороже всего? Обычно я выбираю победы в Кубке конструкторов, потому что это признание достижений команды, тех 2000 неизвестных героев. Но в этом году совсем другая ситуация. Наш главный гоночный инженер Эндрю Шовлин провёл одну интересную параллель: не так много инженеров могут похвастаться, что работали с машиной Айртона Сенны. И если Льюис выиграет восьмой титул, то сам факт, что он работал с его машиной, будет для него ценнее, чем победа в Кубке конструкторов. По-моему, это хорошая мысль. Я связан с успехом Льюиса. Мы – команда. Здорово, что я участвую в завоевании восьмого титула и вместе с ним создаю эту историю».