Роман Грожан рассказал о шокирующей аварии на первом круге Гран При Бахрейна.
Роман Грожан: «Как только машина остановилась, я сразу же отстегнул ремень безопасности и собирался снять руль. Но его не было – по крайней мере, у меня меньше забот… А затем я постарался выбраться из машины. С этого момента прошло всего 28 секунд, но мне показалось, что прошло полторы минуты – вы поймёте почему.
Итак, машина остановилась, я открыл глаза, отстегнул ремень… Я пытаюсь выбраться из машины и чувствую, что шлем во что-то упирается. Я снова сажусь и думаю: вероятно, машина перевернулась, поэтому лучше подождать помощи.
Я снова сел и посмотрел по сторонам – вокруг всё оранжевое. Мелькнула мысль: «Странно». У меня было несколько вариантов. Закат? Нет. Освещение трассы? Нет. Кроме того, пленка на визоре начала плавиться – и тогда я понял, что начался пожар! У меня не было времени ждать помощи.
На этот раз я попытался подняться немного правее. Не получилось. Я снова сел и постарался выбраться левее. Всё равно не получалось. Я снова сел и выругался. Я сказал себе: «Нет, я не могу закончить вот так». Я подумал о Ники Лауде – это один из моих любимых гонщиков в истории Формулы 1. Я подумал: «Нет, нет, я не могу закончить, как Ники. Я не могу закончить так. Это не может стать моей последней гонкой в Формуле 1. Так быть не должно». Я снова попробовал вылезти, но застрял. И тогда началось самое страшное.
Я сел в кокпите. Все мышцы расслабились. Не то чтобы на лице появилась улыбка, но я почувствовал, что я в мире с собой, и подумал: «Я умер. Я умру». Я подумал, какая часть тела пострадает первой. Ноги? Кисти рук? Это будет больно… Очень странное чувство.
Иногда, чувствуя приближение смерти, мы испытываем страх. Я понимал, что она совсем рядом… Я назвал её Бенуа. Не спрашивайте почему – я просто начал повторять это имя.
Не знаю, позволил ли мне этот момент немного прийти в себя и найти другое решение. Я подумал о своих детях: «Нет! Я не могу сегодня умереть! Я должен продолжать жить ради своих детей – я должен их увидеть».
И тогда я сделал вот что: я немного наклонил голову, поднялся и повернул туловище. Всё получилось, но нога застряла на педали, поэтому мне пришлось снова сесть в машину и как можно сильнее дернуть на себя левую ногу. Ботинок остался на педали, но ногу я вытащил. Я снова попробовал выбраться, и мне это удалось.
Я знал, что выживу, как только плечо пройдёт через Halo. Я знал, что обе руки получили ожоги. У меня красные перчатки, но в тот момент они были черными, и, опершись на Halo, я чувствовал боль и ожоги. Но я поднялся, забрался на ограждения и почувствовал, как Иан Робертс дернул меня за комбинезон. Это потрясающее чувство! Когда он потянул меня вниз, я понял, что рядом со мной кто-то есть, я жив.
Затем я почувствовал, что моей спины что-то коснулось – я подумал: «Я могу быть в огне! Я иду, но мой комбинезон может гореть сзади». И тогда Иан мне прокричал: «Садись!» Он сделал это так, словно я получил контузию. А я в ответ выругался и сказал: «Разговаривай со мной нормально!» Наверное, в этот момент он понял, что со мной всё в порядке.
Жан Тодт приехал в медицинский центр и сразу спросил у меня телефон жены. Я сказал ему её номер. Он попытался до неё дозвониться, но каждый раз попадал на автоответчик. В конце концов, я услышал: «Марион, это Жан, я с Романом!» Затем он включил громкую связь, и я сказал «Москито – я зову жену Москито – Я здесь!» И она рассмеялась и одновременно заплакала. Она была с детьми и с моим отцом. Наш разговор продолжался пять секунд, но, по крайней мере, она поняла, что я жив».
